2013-02-14

Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие?

Дочитал вторую книгу про Ричарда Фейнмана. Называется «Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие?». Она не настолько зажигательная и весёлая, как первая книга, про которую я когда-то писал. Но читается по-прежнему на одном дыхании. В ней много справедливых мыслей и выводов, которые интересно пропустить через себя. Много забавных наблюдений. Настоятельно всем рекомендую. Если вы до сих пор не знакомы с первой книгой («Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»), начинать лучше с неё. Получите гарантированное удовольствие.

Ниже я привожу особо полюбившиеся моменты. Когда прочтёте отрывок про Грецию, их финансовый кризис будет казаться логичным следствием внутренней политики и образа жизни.

Обложка книги «Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие?»

Знать что-то

В следующий понедельник, когда отцы уехали на работу, мы, дети, играли во дворе. И один паренёк мне говорит: «Видишь вон ту птицу? Какая это птица?»

Я сказал: «Не имею ни малейшего понятия о том, какая это птица».

Он говорит: «Это коричневошейный дрозд. Твой отец ничему тебя не учит!»

Но всё было как раз наоборот. Он уже научил меня: «Видишь ту птицу? — говорит он. — Это певчая птица Спенсера». (Я знал, что настоящего названия он не знает.) «Ну так вот, по-итальянски это Чутто Лапиттида. По-португальски: Бом да Пейда. По-китайски: Чунь-лонь-та, а по-японски: Катано Текеда. Ты можешь знать название этой птицы на всех языках мира, но, когда ты закончишь перечислять эти названия, ты ничего не будешь знать о самой птице. Ты будешь знать лишь о людях, которые живут в разных местах, и о том, как они её называют. Поэтому давай посмотрим на эту птицу и на то, что она делает — вот что имеет значение». (Я очень рано усвоил разницу между тем, чтобы знать название чего-то, и знать это что-то.)

Про греков

Оказывается, что греки очень серьёзно относятся к своему прошлому. Они изучают древнегреческую археологию в начальной школе в течение 6 лет, причём у них бывает по 10 часов этого предмета в неделю. Это своего рода поклонение предкам, ибо они постоянно подчёркивают, насколько прекрасны были древние греки — и они действительно были удивительными людьми. Когда же ты стараешься приободрить их, сказав: «Да, и взгляните, насколько дальше древних греков продвинулся современный человек», — подразумевая экспериментальную науку, развитие математики, искусство эпохи Возрождения, великую глубину и понимание относительной ограниченности греческой философии и т.д и т.п., — они отвечают: «О чём это вы? А что было не так с древними греками?» Они непрерывно принижают свой век и возвышают старые времена до тех пор, пока твоё указание на чудеса настоящего не начнёт им казаться неоправданным недостатком восхищения прошлым.

Они очень огорчились, когда я сказал, что самым важным достижением в области математики в Европе было открытие Тартальей способа решения кубического уравнения: хотя само по себе это открытие практически бесполезно, но оно, должно быть, было чудесным в психологическом плане, поскольку оно показало, что современный человек может сделать то, чего не могли делать древние греки. Тем самым оно помогло войти в век Возрождения, который освободил человека от страха перед древними. Однако греки ещё в школах учатся этому страху; они уверены, что им далеко до своих суперпредков.

...

Все здесь жалуются на жару и переживают из-за того, как ты её переносишь, тогда как погода действительно очень напоминает погоду в Пасадене и даже в среднем на пять градусов прохладнее. Но все магазины и учреждения закрыты примерно с 1:30 до 5:30 («из-за жары»). Оказывается, что это действительно хорошая идея (все спят), потому что потом они работают до поздней ночи — ужин между 9:30 и 10 часами вечера, когда становится прохладно. Сейчас люди всерьез жалуются на новый закон: в целях экономии энергии все рестораны и таверны должны закрываться в 2 часа ночи. Это, по их словам, испортит всю жизнь в Афинах.

О репутации программистов

Я узнал, как программисты разрабатывали авиационную электронику для шаттла. Одна группа создавала части программ. После этого части объединялись в огромные программы, которые тестировала независимая группа.
Когда обе группы приходили к выводу, что все ошибки устранены, они проводили имитацию всего полёта, во время которой проверяется каждая часть системы шаттла. Для таких случаев у них был особый принцип: эта имитация — не просто упражнение по проверке состояния программ; это реальный полет — если сейчас что-то выйдет из строя, то это очень серьёзно, как если бы на борту шаттла действительно были астронавты и у них возникли проблемы. Речь идёт о вашей репутации.

За много лет, в течение которых они этим занимались, выход из строя происходил всего шесть раз на этапе имитации полёта и ни одного раза во время реального полета.

Таким образом, было похоже, что программисты знают своё дело: они знали, что их работа жизненно важна для шаттла, но представляет собой потенциальную опасность, поэтому они были в высшей степени аккуратны. Они писали программы управления очень сложными механизмами в среде с радикально изменяющимися условиями — программы, измеряющие эти изменения, выказывают гибкость в своих ответных сигналах и поддерживают высокую точность и безопасность. Я бы сказал, что в некоторых отношениях они когда-то занимали важнейшее место в том, что касается обеспечения качества в роботизированных или интерактивных компьютерных системах, но из-за устаревшего аппаратного обеспечения теперь об этом не может быть и речи.

Я не исследовал авиационную электронику столь же тщательно, как двигатели, поэтому, быть может, я несколько голословен, но сам я так не считаю. Инженеры и руководители отлично находили общий язык друг с другом и внимательно следили за тем, чтобы не снижать критерии безопасности.

Я сказал программистам, что считаю их систему и их отношение к своей работе очень хорошим.
Один парень пробормотал что-то насчёт шишек из НАСА, которые хотят урезать финансирование тестирования программ, чтобы сэкономить деньги: «Они постоянно твердят, что мы всегда проходим тесты, так в чём смысл такого их количества?»

О ценности науки

Сейчас мне хотелось бы обратиться к третьему аспекту ценности науки. Быть может, он является косвенным, но не абсолютно. Учёный обладает огромным опытом сосуществования с неведением, сомнением и неопределённостью, и, по-моему, этот опыт имеет очень важное значение. Когда учёный не знает ответа на задачу, то он пребывает в неведении. Когда у него возникает предчувствие того, каким будет результат, он пребывает в неопределённости. А когда он, чёрт возьми, практически уверен в том, какой результат он получит, то у него всё равно остаются какие-то сомнения. Мы считаем чрезвычайно важным то, что ради прогресса мы должны признавать свое неведение и всегда оставлять место для сомнения. Научное знание — это нечто, состоящее из утверждений разной степени определённости, некоторые из которых далеки от уверенности, другие близки к ней, а третьи являют собой абсолютную определённость.

1 комментариев: ответить

15.02.2013, 22:50   Михаил комментирует...

В этой книге, в отличие от первой, встречаются не только веселые истории, но и очень-очень грустные. Например о смерти первой жены Фейнмана. Но она все равно хороша!

Отправить комментарий